Plato’s Last Word on Naturalism vs. Conventionalism in the Cratylus. II

Аннотация

Во второй части статьи, посвященной позиции самого Платона в дискуссии о натурализме и конвенционализме в Кратиле (часть I см. Hyperboreus 29: 2 [2023] 196–233), продолжается разбор ключевого места в дискуссии Сократа и Кратила (434 a – 435 c). Кратил утверждает, что в тех случаях, когда дескриптивные или миметические свойства слова конфликтуют между собой и не позволяют установить, какую “вещь” обозначает подобное слово, компетентный носитель языка, способный к анализу подобных свойств, вынужден следовать за языковым узусом, подобно заурядным носителям языка. Сократ доказывает, что следование языковому узусу, с которым вынужден “согласиться” компетентный носитель языка, есть ничто иное, как понимание слова, несходного со своим денотатом. Это в свою очередь предполагает, в соответствии с дилеммой всей дискуссии, что понимание в подобных случаях может основываться лишь на “договоре” о значении слова, причем компетентный носитель языка договаривается при этом сам с собой. Вынужденное согласие Кратила с тем, что “договор” играет определенную роль в языковой коммуникации, обычно понимается исследователями диалога как частичная уступка конвенционализму со стороны самого Платона или даже как свидетельство того, что Платон полностью поддерживает доводы конвенционализма и не видит необходимости в словах, обладающих подобием со своими денотатами.

В статье обосновывается иное понимание этой части диалога. Доказывается, что Сократ согласен с Кратилом в трактовке языкового узуса как самостоятельного фактора в языковой коммуникации: понимание слова на основе узуса не нуждается в сходстве слова с его денотатом благодаря дескриптивным или миметическим свойствам слов. Из этого, однако, не следует, что значение подобных слов восходит к произвольному “договору”, посредством которого можно присвоить любое имя любой вещи и в любой момент изменить ее именование, как предполагает теория Гермогена. “Договор” компетентного носителя языка с тем значением, которым слово обладает согласно узусу, относится, во-первых, лишь к ограниченной категории слов, которые не обладают сходством со своим денотатом (в этом автор статьи согласен с пониманием Д. Седли); Платон не имеет в виду, что понимание согласно узусу должно сделать полностью излишним сходство слова с его денотатом: высшее назначение слов состоит в их философском назначении как “орудий” для различения сущностных свойств вещей, а языковой узус обеспечивает лишь знание самого денотата слова, вещи, на которую указывает слово, но не ее свойств.

Во-вторых, “договор с самим собой”, посредством которого компетентный носитель языка вынужден согласиться с узусом в ходе коммуникации, существенно отличается от произвольного договора о присвоении слову значения в теории Гермогена. Аргументация Сократа не предполагает, что языковой узус восходит к подобному установлению значений, в котором могут участвовать любые, самые заурядные носители языка. Напротив, в основе его рассуждения о слове σκληρότης лежит посылка, что это слово было создано одним из мудрых творцов языка, стремившихся к созданию слов, подобных обозначаемых ими вещам, но это сходство либо было не достигнуто в силу ошибки, либо было утрачено в ходе длительной истории языка; узус, тем не менее, сохранил связь слова с вещью, которой присвоил это слово “законодатель” языка (очевидно, в силу его высокого авторитета), хотя звуковой состав слова не позволяет определить эту вещь в силу его внутренних свойств. Следование языковому обычаю следует, таким образом, понимать как несовершенный вид языковой коммуникации, вынужденное отступление от принципов натурализма, но не как уступку конвенционализму или даже признание его победы со стороны Платона.